[paranoied]

Зима не за горами, не знаю, как у вас, а у нас слякотное предзимье на исходе, и скоро, сдается мне, ляжет снег. Тогда я снова буду измышлять всяческие предлоги остаться в гостях на ночь, лишь бы не возвращаться домой в первом часу ночи. Простите, что я пишу о своем страхе с претензий на художественность, мне почему-то кажется, что если рассказать это, как обычную страшилку, будет не так страшно.

Много букв

Я живу в Подмосковье и нередко возвращаюсь домой за полночь. От железнодорожной станции до дома идти совсем не долго, примерно три песни в плеере. Я не живу в частном секторе, мой путь не пролегает между высоких заборов, за которыми лают собаки, казалось бы, мне нечего бояться.
На последней четверти пути домой мне необходимо свернуть с одной из главных улиц города и углубиться во дворы.
Во дворах сразу будто попадаешь из десятых годов в девяностые, а может, и более ранние годы, но скорее всего, в место без времени и пространства. Звуки приглушаются, играющая в наушниках музыка начинает казаться настолько чужеродным явлением в этой тишине, что руки тянутся ее выключить.
Я остаюсь один в этом давящем безмолвии и иду к дому. С каждым шагом я иду все быстрее и быстрее, фонари над подъездами освещают мой путь, и я сам себе кажусь мишенью, дичью. Я скучаю по лету, когда приходится бояться не тишины и пустынности двора, а компаний пьяной молодежи.
Я вспоминаю все ужастики, в которых происходит что-то плохое как раз в такие моменты, и начинаю нервно оглядываться по сторонам. Откуда выскочит монстр? Где он прячется сейчас? Не шевельнулось ли что-то за этим деревом? Встанет ли он из сугроба? А может, дверь подъезда сейчас отворится с леденящим душу скрипом, и оттуда, из темноты (лампочка в подъезде непременно не будет гореть) выйдет нечто?
Я уже почти бегу.
Я знаю, откуда появится чудовище.
Во дворе, ровно напротив моего подъезда, стоит одноэтажный домишко, выкрашенный в линяло-салатовый цвет. Краска на рассохшихся перекошенных деревянных рамах облуплена, окна заросли пылью, стекла почему-то не выбиты. Номер у этого дома такой же, как у соседней шестнадцатиэтажки, нет никакого деления по корпусам, и похожи они с этой шестнадцатиэтажкой так же, как похожи сиамские близнецы, развитие одного из которых остановилось на стадии эмбриона.
В середине девяностых оттуда выехало правление садового товарищества, на двери был повешен замок, и до конца двухтысячных этот замок так и висел, помаленьку обрастая ржавчиной. Недавно его сорвали некие выходцы из Средней Азии, они используют этот дом, чтобы хранить там всякий инвентарь, а может быть, и жить.
Но бояться маньяков слишком утилитарно.
Не хочется даже думать о пресловутом разбуженном неосторожными людьми зле, слишком уж глумливой кажется эта мысль. Какое зло может таиться в бывшем правлении садового товарищества? Гневные духи принесенных в жертву богам плодородия? Злобные тени ритуально забитых мотыгами и граблями? Призрак садовода, попавшего под трактор?
Но я знаю, что чудовище не выскочит из подъезда, не кинется на меня из кустов, не крикнет душной летней ночью с лавочки: "Есть чо?!", не встанет из сугроба, не вынырнет из луж, не прыгнет с крыши. Однажды зимней ночью оно появится на крыльце этого дома, и пойдет мне наперерез, тоже ускоряясь с каждым шагом, и я вовсе не уверен, что я окажусь быстрее.
Каждый раз, когда на дворе зима, а я поздно возвращаюсь, я торопливо иду через двор, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Я подхожу к подъезду, решаю ничего не бояться, и героическим усилием воли поворачиваюсь к этому дому спиной, чтобы прижать ключ-таблетку к домофону. После этого я начинаю отчаянно дергать ручку двери раньше, чем домофон успевает сработать, и когда дверь, наконец, открывается, я чувствую себя так, будто прошла целая вечность, мои мышцы отчаянно болят, а сердце колотится, как бешеное.
Я ныряю в подъезд и пытаюсь затворить за собой дверь. Доводчик работает медленно, очень медленно, куда медленнее, чем необходимо для спасения жизни, если тебя преследует чудовище, а ручки на внутренней стороне двери нет. Я захлопываю дверь, держась за ее край, и регулярно обдираю пальцы. После этого я взбегаю к себе на этаж, дрожащими руками открываю дверь и не чувствую себя в безопасности, пока не окажусь внутри квартиры и не закроюсь на ключ и на бесполезную цепочку. Казалось бы, самое время наслаждаться покоем и уютом, пить горячий чай, и улыбаться своему богатому воображению.
Не включая света, я пробираюсь к окну и осторожно выглядываю в него.
На улице пусто, тихо, машин почти нет, фонарь освещает площадку перед подъездом.
Однажды - я точно это знаю - в этом пятне света окажется существо, и как раз тогда, когда я выгляну из окна, оно поднимет голову и посмотрит мне в глаза.

Я написал об этом год назад в своем дневнике, но за год не стало лучше. Я с ужасом жду полноценного выпадения снега, одноэтажка под моими окнами будто бы делается мрачней и мрачней с каждым вечером. Тоже ждет, наверно.

В разгар нынешней осени в стене этого строения, обращенной к моему подъезду, появилась дыра. Тогда я не решился ее разглядывать, сейчас не решусь тем более. Она не сквозная, в ней виднеются какие-то деревяшки, и я понятия не имею, сколько сантиметров этих деревяшек отделяют мир от внутренностей этого дома. Сперва дыру прикрыли фанеркой, потом фанеру стащил кто-то ушлый. Это не прибавляет ни храбрости мне, ни дружелюбного вида этому строению.

Ужасно хочется верить, что у меня всего лишь разыгралось воображение.