[paranoied]

Мышонок Тру-ПИ-ПИ-к демонстрирует, что он настоящий романтик и поэт, но в походы ходить почему-то хочется всё меньше...

Там песок был крупный, тусклый и серебристый, как чешуя большой снулой рыбины, но не везде - по краям, подмываемым ртутно-серой водой - а посредине чешуя сошла, обнажив светлое несвежее мясо… Простите, это был остров – не рыба, просто остров на озере. Ну, и пахло там тоже тухлятиной, неявно, но ощутимо. Чувствуешь, что подташнивает все время, и нескоро только понимаешь – от воздуха. Вода не замерзала зимой и не прогревалась летом, была скользкая и маслянистая на ощупь, очень гладкая, без ряби и волночек, круглогодичный неживой штиль – ни водорослей, ни рыбешки. Но кто-то жил в этой воде – кто-то мутно-белый, склизкий, вечно голодный и никогда не пробовавший настоящей пищи.

Остров заманивал. Остров был мертвый, и ему было скучно. Остров распускал про себя слухи: то в центре его закопали клад – десять кило серебряных монет; то около него видели доисторическую рептилию; то ходил в низких зеленых зарослях дикий человек, поросший рыжеватой шерстью; то зависал над ними же странный светящийся шар, и оседали на свежей листве «волосы ангела».

Остров распускал про себя слухи и ждал гостей. Они появлялись как по волшебству – новые, непуганые. Гости плыли на лодках и удивлялись странной воде, старательно не замечали мутно-белого, склизкого под ее толщей. Гости разводили костры и удивлялись ровному темному огню, слушали в треске углей голоса умерших, зовущие их по имени. Гости раскладывали банки с яркими этикетками и не могли есть от постоянной, слабой и навязчивой тошноты. Гости расставляли разноцветные палатки и спали слишком крепко, а мутно-белый, склизкий, вечно голодный выходил из ртутной воды, отекая тягучими каплями, и заглядывал в побледневшие лица. Гости отходили тихо и незаметно, спокойно-спокойно, но по налитым кровью глазам и оскаленным ртам разбросанных вокруг палаток и кострищ трупов потом было трудно в это поверить. Остров не отдавал останки ни птицам, ни гниению – все втягивал в себя, жадно. Там никогда не воняло разложением, только чуть-чуть – тухлой рыбой. Простите, это был остров – не рыба, просто остров на озере…

***

- Складно брешет, - Монгол прищурил и так узкие гляделки и указал плохо выбритым подбородком на рыжего соседа справа, который тяпнул фиг знает какую по счету текилу-бум и все никак не отходил в нирвану. – Красиво заливает, как по-писаному.

- Там… - парень вдруг начал тяжело ворочать языком, будто хмель ударил по черепушке только сейчас, одним махом и без предисловий. - …Гов…рят, ножны…с мозаикой…седла…с драг…камнями…ваз… - он гулко ударился лбом о стойку.

Бармен пожал плечами, отодвинул в сторону недопитый стаканчик и, заботливо переложив голову рыжего на бок, пояснил в пространство:

- Блеванет еще.

- Пришел в отруб парниша, - Монгол повернулся и улыбнулся мне уголком рта. – Ппписатель, понимаешь ли.

- Лавры Кинга покоя не дают, - я пожал плечами.

Мы еще выпили молча, думая о своем, а потом Монгол фыркнул и подозвал бармена:

- Друган, принеси-ка нарзаночки со льдом, - он повернулся ко мне еще раз и зашторил поблескивающие глазки тяжелыми веками. – Интересно мне, Рейнджер, если этого келюшника растолкать, подскажет адресок?

- А куда ж он денется, - я вытер рот рукавом и подмигнул. – Найдем клад, я в доле.

- Заметано.

А тут и бармен подоспел.

От рыжего, когда мы обливали его ледяной водой и трепали за уши, слабо, а оттого особенно мерзко пованивало тухлой рыбой.



Автор  Кана Го