Добрый вечер, дорогие параноики!
Мы начинаем Седьмой Крипи-фест и первым номером у нас
Рррррры! со своим тихим домашним страхом.
Кухня моя находится слева от входной двери, через крохотный, в несколько шагов, коридорчик. Она небольшая, пол покрыт желтоватым линолеумом, на который в полнолуние ложатся длинные бледные пятна света.
Дверь в мою кухню деревянная и забрана таким дурацким зернистым стеклом, за которым в принципе видны кой-какие очертания, а больше ничего не видно. Эта дверь у нас всегда по ночам закрыта, чтобы живность по столам и мусорному ведру не лазала.
Это один из тех редких случаев, когда включенный в комнате свет ни капельки не помогает, потому что за дурацким зернистым стеклом можно разобрать только силуэты да движения.
читать дальшеВам никогда не приходило в голову, кто именно может прятаться за такой дверью? В темноте, в тишине, за едва прозрачным стеклом, которое скрадывает четкость?
Когда я ночью иду попить воды, то долго стою перед этой дверью. За ней горит свет, но он не приносит чувства безопасности. Тот, кто за дверью, не испугается света, потому что он за стеклом, и его все равно боятся.
Каждый раз, когда я стою перед дверью и вглядываюсь в желтые квадраты света, я представляю себе, кто или что может прятаться за ней.
Нет, не прятаться, а спокойно хозяйничать в комнате – со светом! – потому что оно за стеклом и все-таки его не видно.
Так вот, я стою, а за дверью что-то не так, как всегда. А что именно – не разглядеть. Положим, я открою дверь.
Может быть так: я войду, а на меня повеет холодом и затхлостью. И потом выскочит призрак. У него будут яркие белые огни в глазницах и костлявые белые пальцы, и он пронесется сквозь меня, а по пути вырвет мое сердце.
Или так. Я войду, а на люстре будет болтаться висельник. У него будут пустые выпученные глаза и непомерно длинный синий язык. Он будет тихонько покачиваться на сквознячке, а потом повернет голову на сломанной шее через плечо и хитро подмигнет мне.
Или так. Я войду, а там у темного окна будут стоять те, кто давным-давно умер. Они скажут, что любят меня, и в подтверждение заберут меня с собой.
Или так. Я войду, а под ноги мне кинутся полчища больших серых крыс. Они будут мерзко пищать на одной и той же до отвращения высокой ноте. Я осмотрю разгромленную кухню и опущу глаза. И увижу, что мои ноги они уже сожрали.
Или так…
Или как угодно. Ведь что угодно может оказаться в комнате за зернистым стеклом – со включенным, черт побери, светом! – потому что толком ничего не разглядеть, только силуэты да движения. Движения эти могут оказаться игрой теней, а могут – любым из самых худших кошмаров.
И вот, я стою, а за дверью что-то не так, как всегда. Я открываю дверь, и оттуда не веет могильным холодом, там не пищат крысы и не поскрипывает веревка. За дверью тихо и пахнет какао.
Я всё-таки открываю дверь, а там за столом сижу я. С негромким стуком ставлю пузатую чашку с какао, поднимаю взгляд от экрана электронной читалки и с любопытством смотрю на меня.
И это – худший кошмар.
Автор
Кана Го