История
Ученика настолько душераздирающая, что сентиментальные читатели могут голосовать не глядя:
Я не боюсь трупов. Мяса - сырого мяса из холодильника - я тоже не боюсь.
Я боюсь умирания.
Первый раз это произошло, когда мне было лет десять. Мы взяли домой мышь с опухолями на пузе. Любители грызунов знают, во что может встать лечение рака у мышки размером в палец, и возрастом в год с лишним. Но - взяли. Лечили.
Пока однажды нам не предложили её уже усыпить.
Я, конечно, отказался сперва... гуманист фигов. Пожалел, на свою голову. Через две недели мышь перестала спать.
читать дальшеЗнаете, животные не показывают, что им больно. Они до последнего ведут себя, как обычно. Я бы и не заметил, но в какой-то момент понял, что Мыша всё бегает, бегает в колесе, шуршит, не затихая. Остальные поедят, поспят, побегают - и в гнездо, а эта - вот уже два часа носится в колесе. И до этого носилась, а я не обращал внимания.
Ну, что делать? Сказал брату... Он мне - не вози никуда, чего её зря в переноске мучить, пугать? Купи шприц, лекарство, я сам всё сделаю. И сделал. А я смотрел... смотрел, как она снова кинулась в колесо, потом задумалась... И села умываться. Я понимал, что она уже мертва, что течение крови разносит по её телу смерть... и ничего уже не отменить. Мыша умывалась, впервые, наверное, за месяц. Она грязнючая была, приходилось её влажным тампоном чистить, а тут сидит, хвост вылизывает.
Потом есть пошла... да так и уткнулась носом в кормушку.
Брат похлопал меня по плечу, замотал её в тряпочку, и унёс. У нас в парке полянка есть, где куча холмиков... Больших, маленьких... Туда и унёс.
А я целый час просидел один возле её пустой клетки.
Вы скажете - чего такого?
А сами подумайте.
Потом у нас появился паук. Не знаю, что за вид, брат им больше занимался. Мне до паука пофиг было... пока брата в командировку не отправили. А мне пришлось его кормить.
Конечно, я уже заканчивал восьмой класс, и был, к слову сказать, довольно жестоким тогда. Ну, сами знаете - детская эта жестокость, непонимание чужой боли. Так что первые пару дней всё было ничего. А потом... потом этот несчастный кормовой сверчок умудрился удрать. Я его, конечно, поймал и назад засунул, но что-то уже зацепило. Он был жив... и мёртв. Конечно, братцев паучара его быстренько замотал и утащил под кусок коры, но вторая иголочка воткнулась в память.
Вот он живой, он испуган, убегает... а по сути-то он уже мёртв. Его движения становятся неуклюжими, и - кто знает, что он успевает понять своим мозгом?
Сбитая на дороге собака, которую мы, перемазанные грязью и кровью, в проливной дождь волокли в местную ветеринарку... Кровоизлияние в мозг, мы ничего не можем сделать, сказали там. Они даже не делали ей капельницу, не брали анализы... Оставили на коврике. Мол, ничего не выйдет, сейчас отёк дойдёт до каких-то там центров, и всё.
Она лежала на этом грязном куске тряпки, сама вся грязная, пыталась лизать рану на лапе... И умирала.
И тогда я вдруг понял, что смерть - это не страшно. Это уже всё, это конец. Страшно - умирание.
Ты ещё ходишь, разговариваешь, дышишь, а внутри тикает механизм твоей смерти, отсчитывая последние секунды. Час, пол-часа, минута... смерть.
А ещё, спуская в унитаз очередную почившую с миром гупяху или заворачивая в одеяло остывающее тело кошки, я задумываюсь. Если живые могут быть мёртвыми, то разве мёртвые не могут быть живыми?
Вдруг эта медленная, неотвратимая смерть - не конец?
Я боюсь, что однажды остывшее тельце под моими руками дрогнет...Автор пожелал остаться неизвестным