А
Бродяга-авантюрист теперь уже точно закрепит в умах мысль о том, что домики в лесу - это не к добру.
Ну, не сказать, чтобы ничего не предвещало беды, просто два года назад - два, ну да - мы с Ксю, Глебом и Барсиком решили отправиться в лес и провести там последний день нашего совместного лета. Так получилось - и мне, и Ксю предстояло из родного города уезжать. Я закончила университет и планировала поступать в столичную аспирантуру, Ксю - этой повезло заканчивать последний курс в Париже, и дома у нее уже лежала виза и билеты. Ну а Барсик готовился к семейной жизни - он со своей тонкой-звонкой девушкой Машенькой уже обговорил все детали того, как и когда им предстоит съехаться и от романтических вздохов перейти к бытовой прозе.
Короче, в неизменном состоянии оставался только Глеб. Это, впрочем, было предсказуемо. Дело в том, что Глеб был моим младшим братом, и оба мы унаследовали от далеких предков фамильный острый предмет в филейной части тела. Но если у меня проявления данного наследия как-то сглаживались привитыми представлениями об ответственности, то у младшенького они, наоборот, усугублялись - к примеру, высоким интеллектом и еще более высокой самооценкой. Попросту говоря, Глебушка был неглупым раздолбаем без особой тяги к перемене собственного социального, семейного либо географического статуса.
читать дальшеИтак, сборы шли, как обычно, весело - восемь литров дешевого вина, хлеб, помидор и сосиски были рассованы по рюкзакам. Первый тетрапак открыли уже в метро, под уверения Глеба в том, что ментов не существует. Впрочем, тетрапак вина на четверых - это же совершенно немного, правда? Поэтому на выбор места у нас осталось еще немало душевных сил. И минут сорок под чутким руководством Барсика мы шагали по лесу в поисках подходящей, незамусоренной полянки, чтобы там было кострище, бревнышки где сидеть, а общий вид соответствовал нашим эстетическим представлениям. Ну, то есть, эстетическим представлениям Барсика. Потому что Барсик был самым целеустремленным.
Начало темнеть, а подходящей полянки не находилось.
- Может, эта подойдет? - Я широким жестом окинула окружающее пространство. По неудачному стечению обстоятельств полянки в нем не обнаружилось, посему мое конструктивное предложение было единогласно забраковано.
Через двадцать минут я поймала носом первую каплю. Но промолчала. Не промолчала Ксю.
- Кажется, начинается дождь, - деликатно заметила она, глядя в темнеющее небо.
- Я думаю, здесь все умные люди и хоть кто-нибудь догадался посмотреть в прогноз погоды? - поинтересовался Глеб. Ответом ему было неловкое молчание умных людей. Накануне целую неделю стояла жара. Про дождь как-то никто не предположил.
- Ребята, по-моему, вот минут десять назад мы прошли домик, - сообщила Ксю. - Он стоял немножко в стороне, но если мы вернемся, мы можем там спрятаться и даже развести костер. Подумаешь, побухаем под крышей. Зато в лесу.
- Так даже романтичнее, - подытожила я.
Домик, предложенный Ксю, оказался двухэтажной махиной с голыми стенами (стоял он, между прочим, на отличной полянке - правда, не содержавшей ни бревнышек, ни кострища). Понятия не имею, что там было раньше и как этот милый домик пришел в такое состояние. Впрочем, особого значения это не имело - дождь усиливался, и развести костер под открытым небом не представлялось возможным.
Внутри было на удивление чисто - ни битых бутылок, ни шприцов, ни стекол и досок. Последний момент, в отличие от прочих, нас несколько огорчил - развести костер теперь казалось достаточно сложным занятием. Окон, правда, тоже не было, но стационарный фонарь на батарейках решил эту проблему.
- А давайте достанем еще тетрапак? - предложил Глеб. - Мы так долго шли и, наконец, нашли этот замечательный домик. Думаю, что уже можно отдохнуть.
Он уже вытащил из своего рюкзака пенку и плюхнулся на нее, подмостив сам рюкзак под спину. Но мы не в первый раз выбирались на природу с Глебом, поэтому в его рюкзаке были только сосиски, хлеб и помидоры. Вино несли остальные.
- Нет, - отрезала я. - Сначала мы найдем то, что будет гореть. Ну... Дрова. Я думаю, здесь должна быть куча всякого сухого дерева. Щепки там... Газеты... Старая мебель, доски, ну...
Мои друзья смотрели на меня укоризненно.
- Сухое дерево вообще в курсе, что оно должно тут быть? - поинтересовалась Ксю.
- Должно, - твердо сообщила я.
- Ладно. - Барсик поднялся со своего рюкзака. - Девчонки, вы тут пока распаковывайтесь, я пошел поискать мусор. Тут и правда должно что-то такое валяться. А нет - съедим сосиски холодными.
Он выбрался через пустой дверной проем в соседнюю комнату - там, впрочем, тоже было пусто, насколько мы успели заметить. Погромыхав битым стеклом, Барсик прошел дальше.
Мы тем временем расстелили карематы. Я, достав свой любимый походный ножик - тонкую, изящную "Мору", почти пятнадцать сантиметров длина клинка, справка о том, что не является холодным оружием, прилагается - резала помидоры. Ксю чистила сосиски. Глеб же успел выудить вино из рюкзака Барсика и теперь нагло валялся, отхлебывая его из тетрапака.
Минут пятнадцать ушло на то, чтобы окончательно подготовить Барсикову пенку, исполняющую роль стола, к пиршеству. Сам же Барсик молчал и не появлялся.
Глеб предположил, что Барсик нашел клад и смылся через какое-нибудь неучтенное окно, чтобы не делиться.
Я заспорила. Мне казалась более близкой к истине догадка о том, что на втором этаже обнаружился альбом с какими-то интересными фотографиями, Барсик засмотрелся и забыл, что мы его ждем.
- Глеб, ну бросил бы уже валяться, сходил бы за ним, - в сердцах бросила Ксю. Глеб на это оповестил общественность, что он не нанимался бродить в одиночку по темным домам и вообще мы тут уже закончили и можем идти с ним.
- Барсик! - позвала Ксю. Барсик не отозвался.
- Петька, ну хорош уже!
- Пеееть!
- Ладно, пойдемте. - Глеб со вздохом поднялся с рюкзака. - Фонарики не забудьте.
Вторая комната оказалась такой же пустой, как и та, в которой мы расположились. Дальше дом разделялся на два помещения - в одном была лестница, которая вела на второй этаж, а третья была закрыта дверью. Кажется, это была единственная дверь в этом доме с голыми стенами. Более того - когда я ее толкнула, она не поддалась.
- Ладно, тут его, по ходу, нет, - бросила Ксю. - Пойдемте на второй этаж.
Я замерла перед лестницей. То есть, ничего угрожающего не было. Просто беспричинно екнуло сердце и провалилось куда-то в область органов малого таза. Я вдруг поняла, что боюсь идти дальше. Темнело.
Я прицепила свой налобный фонарик, Глеб тоже. Ксю достала свой из кармана. Было очень страшно, поэтому я пошла первой - оставаться сзади не было никакой возможности. Все-таки когда неизвестное впереди, а у тебя фонарик на лбу и нож на поясе, не так плохо. Намного хуже, когда ОНО сзади.
На втором этаже было темно. Это была не та темнота, которая разгоняется электрическим светом. Это была вязкая, липкая, плотная темнота, которая липнет на пальцы, дрожью проходит по телу снизу вверх и совершенно парализует разумные мысли. Фонарь еле-еле высвечивал дорогу передо мной, под ногами лежало битое стекло и грязь. Откуда-то мокрая грязь.
- Петька! - жалобно крикнула я. Голос словно ушел в глухую темноту и завяз в ней.
- Что за чертовщина. - Ксю отодвинула меня и пошла вперед. Я шагнула следом, поскользнулась в липкой грязи, упала - нога поехала в сторону, я привычно приземлилась на руки. И, с трудом поднимаясь, поняла, что грязь, в которую я упала, имеет странный буроватый цвет и тяжелый знакомый запах.
Глеб стоял у меня за спиной - кажется, даже братца проняло. А Ксю тем временем шла все дальше, фонарик ее мигал жалобно, словно был против.
- Эй! - Я прошла дальше, стараясь идти поближе к стене - ну, чтобы не ждать нападения хотя бы с одной стороны. Мне было страшно. Я немного ходила в походы, любила ножи и не боялась темных улиц и одиночного автостопа, но здесь мне казалось, что вот сейчас из темного угла мягко высунется чудовищная морда с горящими глазами.
И я почувствовала. Не увидела, а почувствовала чужое присутствие. От него веяло угрожающим теплом, оно было практически осязаемым - протянешь руку, коснешься. Вот только я не могла протянуть руку. Я даже не могла повернуть голову, на которой все еще помигивал налобный фонарик. Не получалось двинуться.
Оно дышало. Оно было совершенно рядом. Тяжелое, изучающее, враждебное.
- Не двигайся, - шепнул мне замерший рядом Глеб. Одними губами. Я поняла, что он тоже это чувствует.
Впереди погас фонарик Ксю и раздался крик, в котором не было ничего человеческого. Я пропустила вдох, и сердце, наверное, тоже пропустило пару ударов, а потом застучало, и я рванулась вперед, потому что совершенно невозможно было стоять на месте, а назад было еще страшнее. И поскользнулась. Поскользнулась на луже крови, упав в нее неловко, навзничь, измазавшись руками, и животом, и даже лицом, и мир на секунду погас. А потом я приподнялась и закашлялась - передо мной лежала Ксю, тоже лицом вниз, и спина ее была распорота чем-то острым снизу доверху, кажется, торчали сломанные ребра.
Я бы, наверное, кричала. Я бы, наверное, кричала еще когда рванулась к ней, когда погас фонарик и я поняла каким-то невероятным запредельным чувством, что все безвозвратно изменилось, что мир уже не будет прежним, что двое из моих друзей убиты каким-то страшным образом, а нам с братом нужно выбираться, и совершенно непонятно, как выбираться, потому что ОНО бродит где-то здесь, и неизвестно, из какого угла высунется жуткий острый коготь, чтобы распороть нас, совершенно распороть, беззвучно, молниеносно и страшно, и, кажется, у меня мелькнула мысль о том, что это невозможно, что все законы физики и биологии против, что ничто в природе не может вот так стремительно сломать кости и разрезать человеческое тело. Но то, что мы встретили, не имело отношения к природе. И кричать я не могла, только раскрывала рот, потому что воздуха не хватало.
- Там было окно, - Глеб уже оказался рядом со мной.
- Не пойду, - я мотнула головой и обнаружила, что могу только сипеть.
Мой брат, мой совершенно несмышленый младший брат, раздолбай, эгоист и лентяй, с силой дернул меня за руку, поднимая с коленей, и практически поволок к лестнице. За нашими спинами что-то шумело. Или мне так казалось? Я не помню.
Я только помню, что выхода не было, что, кажется, Глеб бесконечно волок меня по первому этажу, а выхода не было. Дом превратился в лабиринт. У меня в голове мелькала мысль о том, что, наверное, Глеб не меньше перепуган, чем я, и просто заблудился. Только это не могло так долго продолжаться.
- Дверь, - пробормотала я, плохо соображая. - Дверь, нам нужна дверь.
Наверное, Глеб решил, что я что-то знаю. Ну, в смысле, ориентируюсь в происходящем.
- Только что прошли, - прошептал он, - ты держись, держись давай, не падай.
Дверь возникла перед моими глазами внезапно - та самая дверь в единственную закрытую комнату. Глеб отпустил меня, попытался выбить ее - бесполезно. Брат был легковесен, тонкокостен и совершенно неспортивен.
Я завороженно смотрела на дверь, и мне снова показалось, что сзади двигается что-то тяжелое, подступая все ближе. Как во сне, я шагнула к двери и повернула ручку. Дверь открылась, и Глеб за руку втащил меня в темноту. И, когда тяжелое дерево заскрипело за моей спиной, закрываясь, ко мне словно вернулась способность думать и действовать.
- Держи дверь, - бросила я Глебу. Фонарики и у меня, и у него, светили еле-еле, хотя зарядили мы их перед самым выездом. Я бросилась к противоположной стене - там было окно, заколоченное досками. Наверное, единственное окно в этом чертовом доме.
Я начала отдирать их - по одной. Доски не поддавались. Кажется, я исцарапала руки. Я не знаю. Они все еще были в крови. В засохшей крови моей лучшей подруги Ксю. И еще они, кажется, болели. Не помню.
Удалось, наконец, расшатать и отодрать первую доску. Я на секунду закрыла глаза и прислонилась к стене. И тут же отшатнулась.
Стена была живой. Она дышала.
Что-то погладило меня по спине. Не знаю, может быть, показалось. Я не знала, что делать. Я понимала, что живыми мы не уйдем. Еще я любила ножи. И все, что мне оставалось - это развернуться и спокойно, как на тренировке, всадить свой туристический нож туда, где угадывалось чужое присутствие.
И оно ушло. Не знаю, как надолго.
- Глеб, - чужим голосом сказала я. - Бросай дверь, помоги мне. Оно уже тут.
Мы вдвоем отдирали доски - не знаю, до сих пор не знаю, сколько времени мы на это потратили. Единственная комната с дверью действительно оказалась единственным спасением, потому что, когда хрустнула четвертая доска, я поняла, что мы оба сможем туда протиснуться.
- Давай, - Глеб подтолкнул меня. Я схватила рукоять ножа зубами. Фонарик болтался на шее и уже совсем не давал света, только жалобно тлела нить внутри него. Страшно не было. Я вдруг поняла, что уже давно не страшно - я просто делаю на автомате единственные действия, которые остались, что я совершенно не верю в то, что все будет хорошо, а поэтому голова пустая и ясная. И эмоций нет.
Я перебросила тело через подоконник. Внизу оказалась трава. Глеб забросил на окно ногу, приподнялся в проеме и...
И я совершенно четко увидела, как его втягивает подоконник. Снизу. Как он проваливается по колени, как у него округляются глаза, как он, кажется, начинает кричать, но ничего не слышно, и я хватаю его за руки, но он выворачивает свои запястья из моего захвата, прежде чем исчезнуть, раствориться в этом проклятом доме...
Кажется, я потеряла сознание.
А когда села на траве, подскочила, судорожно вдыхая воздух, то увидела, что напротив меня сидит Барсик, прислонившись к стене.
- Живой! - обрадованно крикнула я.
Я не знала, как объяснить ему, что Ксю и Глеба больше нет, что все пропало, мир сдвинулся, и как же невыносимо я рада, что хотя бы он сидит тут, живой и теплый, и я не одна, и есть, за кем спрятаться. А он действительно сидел, грустно глядя на меня - Барсик, Петька, русоволосый красавчик с неизменно занудным лицом, гитарист и борец, несколько лет борьбы "русского стиля" за плечами. С таким не бывает ничего страшно.
- Там... Там... - Я хотела объяснить, но слова и мысли путались.
- Там дом, - невесело сказал Барсик. Он по-прежнему сидел на земле, откинувшись спиной на стену этого проклятого дома.
Я кивнула.
- Он... Ксю и Глеба.
- Ага. - Барсик кивнул, не поднимая глаз. - Ты не смотри, что он выглядит новостройкой. Ему лет до хрена и больше. Он просто меняется. Тоже боится, боится, что его снесут. А чтобы не бояться, он жрет. Очень любит страх. Я бы даже сказал, что он больше страхом питается, чем трупами.
Барсик выглядел смертельно усталым. Я осторожно подползла и тряхнула его за плечо.
- Эй...
Он поднял на меня глаза. Было темно - фонарик еле тлел - но мне показалось, что вместо знакомых синих глаз на меня смотрят черные провалы.
- И этот дом очень не любит, когда от него уходят. Он думает, что тебе не надо оставаться единственной выжившей за последние двести лет.
...Это был не страх. Это была тяжелая, смертельная черная усталость. И, когда Барсик схватил меня, я не успела подхватить валяющийся рядом нож.
Он был, конечно, намного сильнее. Даже при жизни, до того, как стал частью дома. И я не знаю, как я боролась, почему не дала себя утянуть сразу, как, на каких остатках сил барахталась. Не было ни надежды, ни страха. Просто нельзя было просто вот так взять и сдаться. И в какой-то момент я нащупала под собой нож и ударила в живот своего бывшего лучшего друга.
Барсик начал изменяться - уже не белобрысый парень, а черное щупальце отпустило меня, втянувшись в стену дома.
И я поползла на четвереньках подальше, куда-то в лес, всхлипывая, и на шее у меня болтался фонарик, и нож я потеряла по дороге, и я ползла, всхлипывая, не разбирая дороги, и до меня только-только начинало доходить, что все кончено.
Совершенно все кончено.автор -
Лемерт
-
-
21.09.2012 в 12:26-
-
24.09.2012 в 21:53Хорошая история.
-
-
25.09.2012 в 10:48